У Тита Прейтона были такие же короткие темные волосы, как у большинства братьев, но в его сером взгляде, в отличие от их, чувствовались мягкость и одновременно жажда знаний. Эта жажда и недавно разрешенные психические умения делали его прекрасным допросчиком.

Он повернулся к своему подопечному.

Пленник, воспользовавшись минутой покоя, опустил голову, но поднял взгляд на библиария, как только тот подошел ближе.

— Опять будешь в мозге копаться? — прохрипел он.

Прейтон покачал головой, не сводя глаз с пленника.

— Это уже пройденный этап.

Глаза Бартусы Нарека загорелись. Он выглядел усталым, и не только из-за того, что ему не давали спать.

— Значит, смерть.

— Нет, никакого милосердия. Мы будем говорить.

Нарек вдруг измученно ссутулился.

— Знаешь, что такое безумие? — спросил он, а потом сам ответил: — Это раз за разом повторять одно и то же действие в надежде получить другой результат.

— Кому ты служишь, Нарек? — Прейтон проигнорировал его слова и начал шагать по периметру освещенного круга.

— Ну же, Тит, неужели мы до сих пор не перешли с фамилий на имена?

— Кому ты служишь? — твердо повторил Прейтон.

Нарек вздохнул, и его жесткие черты на мгновение смягчились.

— Опять.

Нарек был совсем не похож на Несущих Слово, с которыми Прейтон сталкивался раньше. Он держался как солдат, двигался с механичностью пехотинца, хотя при этом был, по-видимому, превосходным снайпером. Его внешность и манера поведения больше подходили уроженцу Инвита, нежели Колхиды, и только глаза горели, но не диким фанатизмом, как у Несущих Слово, а решительностью и упорством.

— Я служу Слову, — сказал Нарек. — Как ты сам знаешь. А кому служишь ты: своему примарху или Императору?

Прейтон понимал, что отвечать не следует, но надеялся, что смена тактики заставит воина сообщить что-нибудь новое.

— Одно другого не исключает. Я служу обоим. И что это за «Слово»?

Нарек улыбнулся, но на лице, не привычном к веселью, улыбка превратилась в уродливую гримасу.

— Империя тут, империя там, — сказал он. — И ты — верный сын обеих.

— Верности не хватает тебе, предатель, изменивший всем.

— Не смей сомневаться в моей верности! — рявкнул Нарек. — Она абсолютна.

Несущий Слово метнулся вперед, натягивая цепь, которая крепила его к полу за шею, запястья и лодыжки, но Прейтон отбросил его на место ударом в солнечное сплетение.

— Нервы не выдерживают? — поинтересовался Прейтон, снова зашагав по периметру круга.

Нарек сплюнул кровь.

— Да, твои, — сказал он.

Обвинение задело Прейтона, но он не остановился. Нарек следил за кружащим библиарием, насколько позволяла цепь. И не отводил взгляда прищуренных глаз.

— Почему ты приказал перевести меня в новую камеру? — спросил Нарек, указывая взглядом на помещение. — Эта темница не выглядит надежнее предыдущей.

Прейтон опять не ответил. Пленник заговорил и хотел посмотреть, к чему это приведет.

— Хочешь знать, что я думаю?

— Я слушаю, — сказал Прейтон.

— Я думаю, что в вашем городе вовсе не так безопасно, как вы всем говорите. Я думаю, вы знаете, что мой легион или кто-нибудь из его союзников скоро придет за мной, а может, уже пришли. Ваши улицы пахнут кровью, — ухмыльнулся Нарек, — я чувствую это даже при том, что меня постоянно перевозят с места на место. И я ощущаю страх вашего народа, который разрастается, как рак, одновременно с недоверием к вам, их защитникам.

Он опять наклонился вперед, на этот раз куда менее агрессивно.

— Так скажи же мне, Тих Прейтон, ты действительно считаешь, что ты в безопасности?

Прейтон перестал кружить и опустился на корточки, чтобы его глаза были на одном уровне с глазами пленника.

— Уж явно в большей, чем ты. Интересно, они собираются спасти тебя или убить?

Нарек откинулся назад, не впечатленный скрытой угрозой.

— Неважно. Важно лишь то, что они идут. Вам следует готовиться.

— К чему?

Нарек не ответил и опустил взгляд в пол.

Прейтон потушил свет мысленным приказом. Допрос закончился. Больше он ничего не узнает.

— Тит… — позвал Нарек, когда Ультрамарин уже был у двери.

Прейтон остановился, но не повернулся.

— Ты спросил, что за Слово…

Прейтон ждал, не оборачиваясь.

— Когда я коснулся фульгурита, я на мгновение почувствовал его мощь и мощь Императора. Я служу Слову, что Он на Земле — бог, называющий себя смертным. Вот чему я служу.

Закованная в латную перчатку рука Прейтона замерла у двери. Он уже собирался ответить, но передумал.

Дверь камеры захлопнулась за библиарием, и пленник остался в одиночестве.

Снаружи Тита Прейтона ждал мрачный сержант Валентий.

— С нетерпением жду дня, когда лорд Жиллиман отдаст приказ казнить эту тварь.

— В этих стенах заключено немало тех, кто заслуживает похожей участи, но они живы.

— Тиэль постоянно привозит каких-то бродячих собак, которых не мешало бы усыпить, — пробормотал Валентий. — Но этот убил примарха или оказался причастен к убийству. Наверняка ведь от него уже не узнать ничего полезного?

После войны на Макрагге наступил неустойчивый порядок, но, если миры-примус жили относительно спокойно, планеты на окраинах ультрамарской империи по-прежнему подвергались атакам предателей. Эонид Тиэль взял на себя поиск и уничтожение их небольших банд. Иногда он возвращался с пленниками и передавал их библиариуму легиона для ментального вскрытия в надежде, что предатели сообщат, где находятся другие банды.

— Возможно, не ему решать, брат, — сказал Прейтон.

Валентий нахмурился. Прейтон не отреагировал и стремительно в ногу с сержантом двинулся по длинному коридору Восточной крепости. По пути к вратам Глорианы, которые вели за пределы стены Эгиды, они миновали несколько других камер.

— Если не Жиллиману, то кому? — растерянно спросил Валентий.

Прейтон повернулся к нему с насмешливо-недоверчивым выражением:

— А ты как думаешь? Сангвинию, нашему императору на Макрагге.

Валентий не вчера родился, но прямота Прейтона его искренне поразила.

— Но это же Ультрамар.

— Нет, брат, — торжественно ответил Прейтон. — Теперь это Империум Секундус.

Нарек был прав, как ни мерзко было это признавать. Обстановка в Цивитасе царила напряженная, и хотя волнения не отличались серьезностью и касались только гражданской и политической областей, а не военной, они все равно оставались волнениями.

Недавно произошло несколько инцидентов, и теперь воины в кобальтово-синей броне с ультимой Тринадцатого легиона постоянно патрулировали улицы. В темное время суток ввели комендантский час, и не только из-за до сих пор не пойманного примарха-маньяка. Людей охватило мрачное настроение, которое словно просачивалось из домов обычного народа в залы заседаний, где отравляло слова послов от других легионов.

Темные Ангелы, Белые Шрамы, Железные Руки, Кровавые Ангелы… Все эти легионы были велики и благородны, но из них не получалась единая армия, у них не выходило следовать одной цели. Раздоры были неизбежны.

Благодаря своему дару Прейтон сильнее других ощущал подавляемое раздражение собратьев-легионеров.

Буря набирала силу. Она либо сама угаснет, либо обрушится на город. Но вдали от Макрагга, на котором сосредоточилась вся власть, было еще хуже.

Ультрамар перестал быть империей полутысячи миров. Многие планеты у рубежей горели до сих пор. Хотя в регионах-примус война закончилась, на границе по-прежнему царило беззаконие. Все, кто читал рапорты и видел потоки беженцев, знали это, но лишь немногие были готовы признать после стольких лет ожесточенной борьбы за свободу и процветание.

Однако самые сильные волнения в столице были среди воинов Восемнадцатого.

Их пропавший повелитель наконец-то был найден, но Саламандры узнали об этом только после того, как примарх погиб от оружия, провезенного на Макрагг неизвестным предателем. Обстоятельства гибели им не сообщали до сих пор, опасаясь, что правда усилит их разногласия или даже приведет к насилию. И все же у Тита Прейтона не получалось убедить себя, что он действует во благо, скрывая Бартусу Нарека.