Ксафен нахмурился. Даже на фоне братьев его жажда отомстить предателям была так сильна, что переходила в буйность.

— Ноктюрн? Сквозь шторм, полный опасностей? Я хочу умереть в битве, а не на борту плетущейся домой развалины.

— Ради Вулкана, — ответил Вар’кир, и в зале опять воцарилась торжественная задумчивость.

— Вулкан пропал, — сказал Ксафен, который горевал не меньше остальных, но предпочитал заглушать боль с помощью злости и обвинений. — Пепел и дым, ты сам это сказал, капеллан.

— Нумеон верит, — заметил Зитос, что вызвало у Ксафена очередной приступ гнева.

— Я знаю об Артелле Нумеоне только то, что когда-то он был великим воином.

— Он им остается, брат, — перебил Гарго, процедив слова сквозь стиснутые зубы.

Вдруг он скривился и схватился за плечо.

— Еще болит, да? — поинтересовался Ксафен, не сумев сдержать природную агрессивность. — Вот только мы все что-то потеряли на Истваане.

Некоторые закивали. Гарго отвел взгляд от пирокласта и постарался не обращать внимания на боль.

— Нумеон также наш командир, потому что другого нет, — парировал Вар’кир, возвращаясь к главному вопросу. Он покосился на удрученного Зитоса.

— Командир, который не хочет командовать, — ответил Ксафен и раскинул руки в стороны, указывая на всех присутствующих. — И где он? Мы собираемся, пытаемся найти выход, а его нигде не видно. Только пустой стул о нем напоминает.

Иген Гарго устранился от беседы. Зал наполнился тихими спорами, но они быстро утихли.

Даже Зитос не знал, что сказать. Хотя он почитал за честь вести своих братьев и знал, что в глубине души ему будет этого не хватать, он все же ликовал, когда Нумеон вернулся, дабы подхватить упавшее знамя магистра легиона.

У Вар’кира хватило смелости ответить покрытому шрамами ветерану:

— Он в трауре, Ксафен, вот где. Он оплакивает мертвого.

Глава 15

Безнадёжные дела

Вар’кир назвал их садами, но Нумеон не заметил в них ничего красивого. За время, проведенное на Макрагге, он видел демона в недрах Восточной цитадели и пустой мемориальный зал, в котором должен был покоиться его отец, но никакой красоты.

Перед ним раскинулась тусклая территория с черными орхидеями, бледными лилиями, гранитом и холодным мрамором на темной земле. Внутреннее спокойствие было нежеланным гостем в этой обители горя и боли. Могилы и мавзолеи уходили во все стороны, и повсюду высились статуи, навеки облаченные в траурную броню, застывшие в лучший миг тающего величия.

Холодный ветер продувал пристанище мертвых, волнуя поверхность илистой воды в облицованных камнем каналах. От него немела душа и кололо льдом в сердце.

— Я гнев, — тихо сказал он призракам, — что стоит одиноко в ваших длинных тенях.

— Мрачные слова для мрачного момента, — раздался низкий, хриплый голос.

Нумеон обнажил меч.

— Кто здесь? — грозно спросил он, вспоминая рассказ Тиэля о двойниках и ренегатах в Цивитас.

Из темноты вышел высокий, массивный воин, столь же мрачный и грозный в своей черной броне, как каменные погребальные статуи. Сомнений быть не могло.

— Я Лев Эль’Джонсон.

— Я знаю, кто вы, — ответил Нумеон, опуская меч. — Лев, примарх Темных Ангелов.

На Нумеона смотрели глаза с тяжелыми веками. Примарх, обладатель гривы длинных светлых волос, возвышался на Саламандрой, и был абсолютно непроницаем.

Он протянул Нумеону руку в латной перчатке.

— Будем считать это официальным знакомством, — сказал Лев. — Я хотел поговорить с магистром Саламандр наедине.

— У меня нет права на этот титул.

— Только у тебя оно и есть, капитан.

— В таком случае он мне не нужен. Чего вы от меня хотите, милорд?

Лев опустил руку, сохраняя непроницаемое выражение лица.

— Чтобы ты меня выслушал, — ответил он, делая шаг к темноте.

На спине у него висел огромный меч с гардой в виде крыльев — к счастью, в ножнах.

— Я слушаю, — несколько настороженно сказал Нумеон.

— Ты не согласен с политикой на Макрагге, верно, Нумеон?

— Сейчас мне нет до нее дела. Я пришел сюда, чтобы побыть наедине с собой.

— С собой и своим горем? Своим гневом?

— С обоими. С любым из них. Какая повелителю Темных Ангелов разница?

— Мне просто интересно. Я вижу легионера, который до боли хочет вернуться на свою планету, и думаю: что он испытывает?

— Отчаяние, удушье. Вы этого ожидали?

— Нет, — ответил примарх. — Тебя просто притягивает Ноктюрн или тобой движет что-то иное?

— Меня отталкивает Макрагг, вы это хотели спросить?

Лев помолчал, раздумывая над ответом.

— Не совсем. Не Макрагг.

— Значит, вы имеете в виду идеалы лорда Жиллимана.

Лев не ответил, но Нумеон вдруг почувствовал, что его изучают. Саламандра прищурился.

— Вы не согласны.

И опять Лев оставил свои мысли при себе.

— Я не хочу быть политической пешкой в играх, которые тут ведутся. Они противны мне даже больше, чем сержанту Тиэлю.

— Многие разделяют твои чувства, — ответил наконец примарх. — Некоторые говорят, что мы слишком быстро поставили крест на Терре. Мне кажется, ты тоже не из тех, кто легко бросает безнадежное дело. Иногда нам не остается ничего, кроме безнадежных дел.

Нумеон горько рассмеялся:

— Оглянитесь по сторонам, милорд. Мы стоим среди могил. Думаете, я пришел сюда, потому что твердо верю в безнадежное дело?

Лев покачал головой:

— Не хочу показаться грубым, но не забывай, с кем разговариваешь.

В его голосе звучало предостережение, а доспехи, кольчуга и гигантский меч за спиной придавали ему весомости. За подбитым мехом плащом, который ниспадал с плеч, таились еще более глубокие тени, словно отражая загадочную и непредсказуемую натуру Льва.

Впервые с начала разговора у Нумеона появились причины беспокоиться.

— Я пришел сюда, чтобы оплакать отца, — извиняющимся тоном сказал он. — Чтобы обрести покой.

Лев поклонился и ответил:

— В таком случае я не буду тебе мешать. Но помни мои слова, Нумеон. Никто крестов не ставит.

— А что насчет Калибана?

На лице Льва недовольно дрогнул нерв, но это произошло так быстро и незаметно, что Нумеон почти готов был списать это на воображение. Почти.

— Оплакивай моего брата Вулкана, как делаю и я, — сказал примарх, отступая в тенистые заросли сада, — но не надейся обрести покой.

Слова прозвучали горько, но прежде, чем Нумеон успел спросить об этом, Лев развернулся, взмахнув плащом, и исчез в темноте.

Нумеон несколько мгновений стоял в одиночестве. Он только сейчас заметил, как колотится сердце. Неожиданная встреча со Львом его встревожила, и он задумался, какие же цели преследовал Темный Ангел. Его слова казались правдой.

«Иногда нам не остается ничего, кроме безнадежных дел», — осознал он.

Его жизнь вновь обрела смысл, однако вместе с ним пришли горе и боль. Он так долго отрицал неоспоримую правду, но теперь принял ее.

Вулкан был мертв.

Его отец не сбежал из саркофага, чтобы вернуться в мир живых. Он обратился в пепел, из которого был создан. Даже его убийца необъяснимым образом исчез из плена, и хотя Жиллиман через посредников заверял Нумеона, что Бартусу Нарека схватят, Саламандра на это и не надеялся. Лорд Макрагга, вопреки своим опасениям поставивший рядом с собой Сангвиния и Льва, больше беспокоился о строительстве своей военной машины, наследии и втором фронте Ультрамара, чем о беглых предателях, пусть даже таких опасных, как вигилятор.

Ни надежды, ни возмездия.

— У меня все отняли, — горько прошептал он.

Возможно, стоило разыскать Льва и продолжить разговор? Но сейчас Нумеон не был готов к этой беседе. Ему требовалось время.

Пройдя через обвитую плющом арку, Нумеон оказался у подножия черной базальтовой лестницы, которая вела к каменной площадке. В середине площадки стоял мемориальный камень, на котором были вырезаны имена погибших на Истваане V. В списке зияли пустоты для еще не известных имен и не подтвержденных смертей.